Тошномобиль идет на Север Бирмы. Гималайский афродизиак, мыши, буйволы и наводнение.

Мы ехали на Север и в тошномобиле сильно укачивало. Мой любимый способ бороться с тошнотой – это отбирать руль у водителя и вести самой. Прежний водитель (ах, мой Вин Зо) любил херачить селфи на фоне меня и отсылать друзьям, типа гляньте, какая у меня телочка за водителя. Однажды нашла его страничку в фейсбуке и узнала много нового о себе и своей семье глазами водителя.  Но уволился он не поэтому.

Однако тут все было совсем подло, тошномобиль оказался на механике, которую водить я разучилась сразу же после того, как научилась лет 10 назад. На заднем сиденье тошномобиля я чувствовала себя коровой, которую фермер везет на ярмарку. Сидеть не получалось вовсе и я лежала  и держалась ногами за потолок. Потому что просто лежать ты не можешь – подбрасывает и сбрасывает, а вот если упереться ногами в потолок – самое оно. Дорога через штат Загайн тоже, конечно, та еще.

Сушится урожай риса

Разведка в штате Загайн проходила не очень гладко. Те регионы, которые по данным правительства  должны были жить в полной темноте, совсем недавно получили электричество и теперь свыкаются с высокими на него ценами. Нам с нашими солнечными панелями здесь делать особо нечего. Из примечательного по дороге попались только небольшие алтари, сооруженные во дворах домов вокруг термитников. Говорят, если во дворе появился термитник - это к удаче. "А также к новому дому", подумала я, вспомнив как у меня термиты съели шкаф, паркет, картину и книжку про Буратино (какая ирония).

Тем временем дорога становилась все ужаснее.  Допрошенные местные указали  нам на город Катха, где точно нет электрической сети и не будет. И мы выехали через горы в Катху. Дорога снова перестала существовать и мы вскоре узнали, почему. Обозначенную на карте дорогу полностью сняли, чтоб построить новую.

Я уже когда-то писала, что дорогу тут строят вручную женщины и дети.  На вопрос почему,  мне отвечают, не моргнув, что так дешевле. Потому что женщинам и детям платят меньше.  А мужчины выполняют квалифицированную работу – водят каток, заливают смолу, командуют.  Женщины и подростки носят в корзинах на голове камни и вручную выкладывают их в форме дороги. Затем камни утрамбовывает каток, высококвалифицированные мужчины заливают смолой и засыпают асфальтом. Дорога готова.

Когда стало совсем херово и ноги устали держаться за потолок, нам пришлось остановиться. И тут мы увидели нечто. Нечто представляло собой здоровенную без опознавательных знаков арку из бревен, а если быть точным  -  из бетонной имитации бревен.  Рядом был очень-очень пугающий монумент в виде летучей мыши.

Мы с Витой и водителем Туном переглянулись и решили, что ехать скучно, деревень нет, электричество есть,  давайте-ка мы свернем в арку с ужасной мышью и узнаем что там за замок Дракулы.

Через какое-то время мы доехали до заповедника. Мне бы очень-очень хотелось тут осмотреться, ведь судя по стенду с фотками,  это как раз то место в мире, где водятся настоящие туканы. А ведь я очень давно хочу посмотреть, как летает настоящий тукан и почем его тяжелое лицо не перевешивает и он не втыкается в землю, как метательный нож.  Тут явно пахнет магией. 

Мы осмотрелись и  чуть выше увидели здоровенную пещеру. 

Дядя на шлагбауме взял с нас деньги за въезд и предложил прогуляться к пещере. Там, говорит, вас встретит моя дочь и все покажет. Вот это да, думаю, неужели в такой глуши есть ученые зоологи, смотрители пещер и вообще. Пока я лезла вверх и рисовала в голове семью хранителей пещер и мышей из  бирманской глубинки, тропинка становилась все круче и вскоре пришлось лезть.  И тут мы наконец встретили дочь хранителя шлагбаума  из клана хранителей пещер.

Она катила вниз по тропинку столитровый мешок говна. Пока я переваривала увиденное, девочка Вита и водитель Тун все разузнали. Итак: 

а) в пещерах живут колонии летучих мышей, и эту землю вместе с пещерами арендовала семья под предлогом заповедника и охраны мышей. Отсюда и памятник-монстр, и бетонная арка на въезде.

б) Они весь год добывают из пещеры мышиное гуано и, когда  накапливается 600 мешков, приезжает машина и отвозит мешки за 500 километров на озеро Инле, удобрять плавучие грядки с помидорами, про которые я уже писала тут.  Больше же не чем.

Водитель Тун идти в пещеру отказался, потому что воняет. Я пошла, хоть и воняет, но дальше порога не зашла, ибо оказалось, что  кроме пары миллионов пищащих ультразвуком мышей под куполом в ней живет еще пара миллионов здоровых блестящих тараканов внизу.

Спускались  мы еще дольше, чем поднимались, с большими передышками.

Хотя низкое небо было  плотно затянуто тучами, все равно было жарко и влажно, как в бане, ну или как в тропическом лесу. Справедливости ради, должна сказать, что топать по тропинке через тропический лес – это кайф. Гигантские бабочки, орущие птицы, цветущие деревья, лианы, ручейки с рыбками и скалы с греющимися ящерицами. Такие моменты хочется фотографировать и ставить на внутренние обои в голове.     

На выезде из заповедника я имела диспут со стадом буйволов. Они торчали рогами, ушами, глазами и носом из лужи красивейшего зеленого цвета и я попросила водителя Туна остановиться в инстраграмных целях.

Буйволы увидели меня и напрягли уши и носы. Мне еще пару лет назад рассказывали, что милые и пушистые водные буйволы - рабочие животные бирманских фермеров - недолюбливают белых. Мы для них непривычно большие и неправильного цвета, а буйволы не в курсе, что у нас эра толерантности, инклюзивности, будь любым  и вообще. 

Я присела  у лужицы, чтобы красиво сфотать. Буйволы замерли, я фотаю. И вот, наверное, я слишком резко начала вставать и тут началось… 15 буйволов в долю секунды начали ломиться из воды. От такой неожиданности я продолжила вставать еще резче и уже по юношеской спринтерской привычке прямо с низкого старта перешла в рывок-забег  в сторону тошномобиля. Увидев мой спринт, буйволы начинают ломиться из воды еще быстрее. И только в процессе бегства я осознала оценила направления движения стада. На самом деле они не нападали на белое чудовище, а спасались от белого чудовища. Все стадо лезло и воды, соскальзывало по глине, падало назад, толкалось и сбрасывало друг друга, наперегонки спасалось  и карабкалось на противоположный  берег  лужи.   Водитель Тун и девочка Вита ржали так, что чуть не выпали з тошномобиля.

Стемнело, а до Катхи было еще далеко, из-за отсутствия дороги продвигались мы медленно. Связи не было уже часа 4, деревень тоже, также не было еды и хотя бы каких-то  придорожных заведений. Только темные низкие горы по обе стороны дороги.  Очень хотелось кушать.

Через какое-то время мы доехали до ананасовых плантаций. Самих плантаций в темноте видно не было. Но вдоль дороги стояли лотки с ананасами, освещенные холдным  противным  светом от солнечных панелей прикрученных к автомобильным  аккумуляторам  - единственный способ включить свет в этих краях.  Ананасы – это еда, и ее можно есть (здесь это не всегда одно и то же) поэтому  мы остановились.  

На подступах к ананасам я столкнулась с роем страшного вида ночных ос, здоровых, черных и совершенно очевидно ядовитых.  Извлеченные сладким запахом ананасов и светом ламп  из этой дикой темной природы вокруг они кружились между светом и ананасами. Вот у кого железное очко, товарищи, – у ночных продавцов ананасов.  Продавцы с железным очком удивились моей бледной укачанной физиономии примерно так же, как и буйволы. В связи с этим кроме ананасов под всеобщее улюлюканье мне также пришлось попробовать напиток из ананасов. Это такая себе сладкая, тягучая, вонючая сорокоградусная самогонка, обжигающая горло и обижающая мои нежные рецепторы. Зато помогла поспать шестой раз за день (а что еще делать в темноте в трясущейся машине без связи).

К десяти вечера мы доползли  до пригорода Катхи и сняли единственную комнату с душем в единственном гест хаусе.

Утром мы все же добрались до Катхи и я снова увидела могучую Иравади в разливе. Вверху по течению, в горах, прошли сильные муссонные дожди и  широченная  Иравади, опорная артерия всей страны, стала просто бескрайней. Перебраться на тот берег нельзя, лодки не ходят и всяческая переправа остановлена. Лодочники боятся не справиться с течением, сидят на берегу и тревожно всматриваются в горизонт, пожевывая бетель. Деревни на той стороне реки оказались полностью отрезаны от цивилизации. Разлившаяся река очень быстро несет мимо меня куски деревьев, кусты, и какие-то грядки зелени по полполя размером.  

Пару недель назад это были поля и пастбища

До ближайшего моста примерно 50 километров по глиняной дороге вниз вдоль берега реки. Я опасалась повторения опыта в штате Шан и не хотела ехать на потенциально размытую горную глиняную дорогу, но и тут меня ждал сюрприз.  Вдоль реки все деревни затоплены, вода только только отошла, и они вернулись домой буквально на этой неделе. 

Это - затопленное село, в котором теперь так ходят друг к другу в гости и за покупками.

Но при этом стоит засуха и бедные крестьяне сидят и ждут дождь, чтобы сажать рис.  Сезон дождей должен был начаться уже месяц как, но дожди выпали выше, а в этих местах не выпали совсем. Вот так может быть затопление и засуха в одной и той же деревне одновременно. У меня тоже в голове не укладывается, но все просто. У них нет системы ирригации, труб и насосов. Потому что не знают, что так можно, и даже минимальных денег на покупку насоса и прокладку системы передачи воды на 1 километр вглубь суши – таких денег нет. Поэтому крестьяне делают все, что в их силах – сидят и ждут. Время от времени делают пожертвования в монастыри и особые явно языческие церемонии по призыванию дождя. Мы столкнулись с одной такой. Очень много людей идут по дороге в нарядных лонжи, поют и танцуют – зовут дождь.  

Моя работа состояла в том, чтобы внимательно смотреть, собирать информацию  и в конце концов принять решение, хотим ли мы тут открыть отделение нашей Солнечной Компании.  С одной стороны – электричества нет. Но с другой стороны – крестьяне сидят без денег, потому что рис не растет. Рис не растет,,потому что дождь не идет. Непредсказуемо как-то как для бизнеса. То ли дело трудолюбивые жители штата Шан, возделывающие каждый клочок земли под  два десятка разных культур, поставившие между горами микро водные электростанции на горные речушки, чтобы качать помпами воду на поля, и выведшие свой сорт риса, не требующий много воды. А здесь в одной корзинке всего два яйца  – рис и сахарный тростник.

В итоге отделение ни в Катхе, ни возле моста мы не открыли. А весь следующий день добирались до ближайшего аэропорта в столице соседнего шата Качин  - в Митчину. Я еще никогда не забиралась так далеко вглубь страны.  Здесь уже не совсем безопасно. В горах по обе стороны дороги живут ганмен – вооруженные люди, клавшие болт на правительство и отстаивающие независимость штата Качин. Правительство время от времени на болт обижается и присылает армию. Армия обижает ганменов, они ее в ответ, время от времени гибнут люди. Но если учесть, что это совсем не обделенный природными ресурсами штат, а граница с Китаем в 30-ти километрах, то  намерения ганменов становятся весьма очевидными. Граница с Китаем полупрозрачная, а вывезти отсюда есть что, и драгоценные камни, и железную руду. А еще  все то, что вырастили или произвели где-то в горах, и что потом разойдется через Китай по миру и будет продаваться поштучно в ночных клубах.
Далеко в деревни мы не заезжали, ибо вечером самолет, а вы знаете, что бывает когда я нечаянно заеду немножко далеко.
    

В общем, я снова улеглась на заднем сиденье, накрылась с головой и притворилась мешком риса, чтобы избежать лишних вопросов на пропускных пунктах. Но неприятностей избежать не удалось, на одном КПП я все же не успела нырнуть и укрыться и военные заприметил мою белую, а на самом деле зеленую,  физиономию.  Если вкратце, то всего часик переговоров, записей в бесчисленных книгах, объяснений, обсуждений и перекрестных допросов моих мьянмарских коллег и мне вернули мой паспорт. А значит я попадаю на самолет, ура.   

Митчина была полна китайцев. А аэропорт полон лавочек с нефритом  - бледно-зеленым красивым  камнем, который никому на хрен в мире не нужен, кроме китайцев, которым он приносит удачу.  Никому больше не приносит, только им. А добывают его тут, в штате Качин. И цена на него определяется исключительно желанием китайцев заплатить прямо сейчас столько-то или нет. Ни  о каком другом рынка нефрита, кроме китайских аукционов,  мне не известно.  

Но нефрит (и еще немного прекрасных камней, которые я за копейки купила прямо в сараеобразном маленьком аэропорту) был не единственным способом заработать на китайцах. Тут же продавали и всяческую народную медицину. Уже, наверное, весь мир знает, что в Китае лечатся и употребляют в пищу самое разное ползающее, летающее и плавающее население планеты. И вот кроме настоек из корня горного женьшеня, ягод, каких-то диких грибов и трав такого же бодрящего действия там продавались еще какие-то странные штуки.  

- Этот корешок, - говорит Вита.

- Нет, - говорю, - это похоже на сушеную гусеницу.

- Да точно корешок!

- У нее лапки и глазки. Только сушеные. Где ты видела корешок с глазками? - говорю я.

- Тогда что это? Хвост? – Вита показывает на кривую сушеную палочку торчащую у гусеницы из задницы.

- Да, это гусеница, засушенная с палкой в жопе. Так и есть.

Поскольку мы с Витой уже успели накатить настойки женьшеня и реальность стала более интересной, мы решили купить нашим коллегам по одной сушеной гусенице с палкой  в подарок. Но тут я снова удивилась.  Цена на сушеных гусениц колебалась начиналась от  15-ти до 50-ти  долларов за гусеницу. Продавец настаивал, что это – невероятно ценное лекарство, известно во всем мире и помогает от всего. Мы таки купили ей одну гусеницу  с палкой  - настойка женьшеня в голове требовала компании. Когда действие настойки прошло, мне стало интересно, что же греет мне карман и я так и загуглила -  “гусеница с палкой в заднице лекарство Мьянма». И, не поверите, нашла огромное количество информации, начинающееся со  статьи  «Гималайская виагра» и «Самый дорогой гриб в мире».  

Китайский кордицепс и правда какое-то универсальное тонизирующее средство, которое я знаю давным-давно и даже когда-то хотела купить бабушке жутко дорогой курс настоек из этого дела. А оказалось, этот гриб прорастает в  гусенице, убивает ее и растет дальше из земли. Ничего меньшего за 15 долларов штука я не ожидала. В Непале его однажды обнаружили пастухи, заприметив очень  возбужденных после съедения этой штуки яков. И с тех пор кордицепс бодро охраняет китайские потенцию и долголетие.

Инстаграм предложил нам с Витой зачекиниться в Китае, ведь до границы 30 километров и отсюда видно китайские Гималаи. А в другую сторону лежит Нагаленд – таинственная территория мянмарских нагов – очередной малочисленной и в прошлом немного опасной (намекаю на каннибализм) народности. Я вздохнула, сколько же еще всего там интересного без меня  пропадает,  и пошла  на  посадку в Янгон.